Название: The Bitter End
Автор: _Lucky_
Герои: Ноитора/Неллиэль
Рейтинг: R
Ннойтора/Неллиэл, время действия - когда Неллиэл еще была частью Эспады. Предпочтительный жанр - ангст, рейтинг не принципиален, но хотелось бы повыше.
- Ноитора! – Нелл протянула руку, Ноитора с такой силой ударил по раскрытой ладони, что девушку повело в сторону. Ноиторе было плевать, он с трудом перевернулся на спину, прикрывая рукой рану на животе, словно придерживая готовые вывалиться наружу внутренности. Легче, наверное, было не дышать, в Уэко Мундо скорее песок с кислородом, чем наоборот, он скрипел на вымазанных кровью зубах, резал глаза, набивался в глотку, вызывая рвотные спазмы.
Ноитора повалялся некоторое время, не обращая внимания на компанию, встал - сначала на колени, потом, шатаясь, выпрямился - с трудом добрел до Санта Терезы и направился в Лас Ночес. Ему не надо оглядываться, чтобы узнать, следует ли сучка за ним. Она всегда идет за ним, оставаясь при этом впереди - недостижимая цель, непобедимый соперник. Одна мысль об этом разозлила Ноитору так, что он почти перестал чувствовать боль.
- Ноитора. Ты ничего не понял, - долетел до него ее голос, путаясь с горячим ветром. Ноитора сплюнул, кажется, большую часть своих зубов.
- Ты ничего не знаешь! – кричала она сзади, и Ноиторе захотелось снова броситься на нее, пусть эта атака провалится так же, как предыдущие, но она хотя бы заткнется, перестанет делать вид, что разбирается в нем лучше него самого.
Ноитора добрался до лаборатории Гранца, по пути заляпав белоснежные коридоры Лас Ночес своей кровью, захлопнул дверь прямо перед серьезным, сосредоточенным, ненавистным лицом. Заель Апорро привычно заюлил, быстро обрабатывая его раны, подогнал свою фракцию, накормил его Пустыми, словно радушный хозяин – плюшками, предложил помощь, развлек разговорами, но эти разговоры Ноиторе не понравились. Он победит Нелл своими силами.
Ноиторе было очень плохо, и все из-за уверенности в победе. Ведь все эти годы он тренировался, дрался каждый день со всеми, кого мог найти, не заботясь о том, сильнее его соперник или нет. Гриммджо, Аарониеро, Ямми, даже Улькиорра – Ноитора не смог бы вспомнить все битвы, победы или поражения; это его и не волновало, он просто знал, что когда-нибудь сможет одолеть их всех. Сразу после нее, после той, кто смеет не принимать его всерьез.
Ноитора снова лежал на песке, уставившись единственным глазом, залитым кровью, в мертвое, серое небо Уэко Мундо, и на этот раз ему действительно очень, очень больно и немного радостно, что он сумел заставить эту миролюбивую стерву использовать против него всю силу.
Нелл зла, Ноитора так редко видел ее злость, что это даже восхищает его на долю секунды, когда боль немного отступает.
- Ты…! Ты должен был понять за все эти годы! – выкрикивала она прямо ему в лицо, упав на колени рядом с его почти безжизненным телом (сегодня Гранцу придется попотеть). – Ты знаешь, в чем твоя сила? Подумай.
Ноитора попытался повернуть голову, но добился только подтверждения тому, что Гамуза разнесла его на кусочки.
- Ты не сможешь стать сильнее меня благодаря тренировкам или поглощая других Пустых. Айзен-сама создал нас так, что мы символизируем разные образы смерти - наша сила заключается в этих символах, неужели ты не догадался?
Ноитора закрыл глаз.
- Мы обречены питаться самыми ужасными, гнусными чувствами, у нас нет выбора. В этом весь секрет. Мы Эспада: не простые арранкары, не Пустые. Тебе придется взглянуть в глаза своим демонам.
- Нет, - выплеснул Ноитора вместе с желчью, не желая признавать, что все эти годы шел по ложному пути.
- Мы так созданы, - обреченно повторила Нелл с горечью, от которой Ноиторе стало сладко. – Я хочу, чтобы ты стал сильнее. Я хочу стать сильнее сама, я хочу освободиться, - произнесла она совсем тихо, уходя.
Ноитора знал, что она права. Даже не потому, что это в стиле Айзена: наполнить все дешевым смыслом, создать видимость разумной системы, утопить их в идиотской символике. Это правда, Ноитора чувствовал, из чего сделан сам, ведь это было с ним с самого начала, именно это он осознал первым, войдя в мир Лас Ночеса и Эспады.
Отчаяние.
С каждым днем оно становилось все больше, отгрызало от него куски, забирало рассудительность, выдержку, делало из него животное, но оно же было и вознаграждением: горькая, отвратительная сила – сила, принадлежащая только ему. Его оружие, его секрет, его сокровище.
Что ж, если для победы над Нелл надо отдать себя тому, от чего бежал все это время, Ноитора сделает это без колебаний.
Он не предполагал, что можно ненавидеть ее еще сильнее, но понимание того, что она годами питалась чем-то за его счет, выводило его из себя. Нет, дальше так продолжаться не будет.
Больше всего Ноиторе хотелось, чтобы символом Нелл был страх. Это означало бы, что она боится его сильнее других, поэтому и находится постоянно рядом. В некотором роде это даже приятно: внушать ужас такой, что удерживает ее, не дает бежать – наверное, подобному раскладу Ноитора был бы рад, упивался бы ее страданием, наслаждался безвыходностью ее положения. Для освобождения от столь ненавистной жизни ей надо быть максимально сильной, а чтобы стать максимально сильной – постоянно совершенствоваться, захлебываться питающим чувством. Это очаровательный замкнутый круг, Ноитора не мог нарадоваться.
Чтобы убедиться окончательно, он убил первый раз намеренно: не из-за голода, не в бою, не из-за ссоры, а чтобы увидеть реакцию, нырнуть в темный, манящий ужас ее расширившихся зрачков. Ноитора вышел из своей комнаты с четкой целью найти жертву, впервые ему было все равно, кто это будет, тошнило то ли от этого нового решения, то ли от предвкушения своей победы.
Жертвой действительно оказался первый встречный: какой-то Нумерос прошмыгнул мимо него в коридоре, бросив испуганное «Ноитора – сама».
Ноитора-сама остановил его и улыбнулся, и эта кривая ухмылка – последнее воспоминание Нумероса, потому что в следующий момент от Серо мозги разлетелись по стенам, а тело жертвы превратилось в одну бесформенную смердящую кучу. Странно, но Джагерджак что-то в этой куче опознал, едва Ноитора бросил ее на стол в тронном зале. Или ошметки попали в его кружку с ароматным чаем, или это был один из его Фрасьенов – причина не важна, Гриммджоу бил сильно, не доставая меч, раз за разом вдавливал стопу в живот Ноиторы, орал матом и обещал разорвать на части. Айзен прикрыл глаза. Ноитора не отвечал на удары.
Его взгляд был прикован к лицу Нелл, на котором не было даже тени страха - зато презрения достаточно.
На некоторое время Ноитора про нее забыл. Он бы порадовался этому факту, если бы не все те мерзостные вещи, которыми он занялся вместо попыток одолеть Неллиэль.
Он убивал. Много, часто, без нужды, как во времена превращения в Адъюкаса. Ему казалось, что ослабление хоть на малость приведет к неизбежной деградации, проигрышу, концу их противостояния. Каждый раз, лишая жизни очередного визжащего, безмозглого, не осознающего происходящего Гиллиана, Ноитора чувствовал тошноту. В них было ничтожно мало рейацу, но Ноитора не мог остановиться, даже чтобы разобраться, что именно служит причиной его развития. А развивался он заметно: рессурексион пугал его самого, Серо пробивало стены Лас Ночеса, иеро заставляло чувствовать себя неуязвимым.
Он взял себя в руки в тот день, когда лица сидящих за столом членов Эспады слились для него в одно кровавое пятно. Он думал, что Айзен не замечал его действий: по крайней мере, тот ничего не говорил. Ноитора понял, как ошибался после того, как их вместе с Нелл отправили на задание. Та, кто не хочет договариваться, и тот, кто не умеет вести никакие переговоры – отличная команда.
Ноитора сорвался, убивал всех Адъюкасов на глазах Трес Эспада, а она не пыталась его удержать, и переполненный чужой рейацу Ноитора имел возможность полюбоваться на ее холодную, чистую, аккуратную ненависть.
Отношение к нему остальных членов Эспады Ноитору не особо волновало. Первые номера не обращали на него внимания, с Гриммджо они всегда друг друга терпеть не могли. Его поддерживал Заель, но от его приторного голоса слипались уши, как от хитрых идей - мозги.
Ноитора голодал. Он спрятался в своей конуре, терзал себя поиском запаха адъюкасов, снующих далеко, за десятки километров: его рот был наполнен горячей и какой-то сухой слюной, но Ноитора держался. Он знал, что любым своим действием разжигает в Нелл ненависть еще ярче, интенсивнее, преподносит ей себя на блюдечке. Она действительно очень удачно выбрала источник питания.
Ноитора не следил, сколько дней прошло с его самовольного заточения. Физически он ощущал слабость, но навалившееся отчаяние питало его изнутри, он сжимал зубы, проклиная свою одержимость.
Потом Неллиэль предала его. Никаким другим словом он назвать ее действия не мог.
Она пришла, кажется, ночью, или в то время, что у них принято считать ночью. Ноитора заметил ее присутствие, когда она только решила приблизиться, но выждал, не двигаясь, наблюдая, как она подходит ближе, опускается рядом, схватил за руку, сжал запястье, с силой дернул. Ему не надо было ничего спрашивать, она и сама знала, что он потребует ответа. Нелл упрямо молчала. Провела свободной рукой по щеке Ноиторы, тот увернулся, ему были неприятны ее прикосновения, но больше всего не нравилось то, что он ничего не понимал в ее поведении.
- Что ты делаешь? – спросил Ноитора, голос хриплый и низкий от многодневного молчания.
- Прости меня. Я сделала тебя таким, - ответила Нелл и посмотрела прямо на него, Ноитора не нашел в выражении ее лица ничего, за что можно было бы зацепиться и начать драку: ни ненависти, ни презрения, лишь мягкий след какой-то уверенности. Этого уже достаточно, чтобы вывести его из себя.
Ноитора швырнул Нелл на футон, обернул пальцы вокруг горла и сильно сжал. Нелл накрыла его ладони своими, но не в попытке защититься, потянула вниз, к груди.
- Это твое извинение что ли? – криво ухмыльнулся Ноитора, послушно сжимая ее сильно, чтобы уж точно причинить боль, скользнул рукой ниже, к крутым бедрам: проверить, взяла ли она меч.
- Да, - шепнула Нелл, закрывая глаза. Меча у нее не было. Рука Ноиторы так и осталась на ее талии.
Это даже не обида и не злость. Это отчаяние и отвращение: отчаяние, потому что за все эти годы она так и не увидела в нем опасного соперника и смеет так открываться перед ним, а отвращение – потому что несмотря на это, он ее хочет.
Оглушенный ее теплом, убитый ее покорностью, Ноитора позволил себя поцеловать, почувствовал, как внутри все перевернулось от прикосновений, от их невозможности и реальности. Он думал унизить ее, уничтожить, заставить пожалеть о своем решении, но Нелл не выглядела жертвой, не выглядела несчастной более, чем обычно. Даже полностью обнаженная – быстро, быстро сорвать с нее одежду - она так завернута в кокон своей уверенности, спокойствия, что это Ноитора ощутил себя обманутым, подчиняясь ее плану.
Нелл начала раздевать его, аккуратно, нежно касаясь груди в вырезе плаща, Ноитора еле сдержался, чтобы не откусить деликатные пальцы. Это все казалось ему нечестным: не их движения, не их слова, они не должны находиться рядом без оружия, без вражды, без боя; она не должна прижиматься к нему, ласкать, захватывать в плен, а он не должен ей этого разрешать.
Нелл все сделала за него, направила рукой, он вошел в нее и замер. Из-за разницы в росте, ощутимой даже в такой момент, он застыл, наткнувшись взглядом на остатки ее маски, начал двигаться, глядя на уродливый череп и длинные рога. Ноиторе вдруг стало весело, ведь это так ей подходит: выглядеть невинной, будучи чудовищем. В то время как Нелл сладко стонала, Ноитора, опершись на локти, заглянул ей в лицо, провел языком по красным полоскам под ее глазами, размазывая краску по щекам, разрушая привычный образ, пытаясь превратить в кого-то другого. Краска на вкус соленая, и Ноитора очень надеялся, что это не слезы, иначе он ее ударит, вышвырнет из своей постели, нападет, несмотря на то, что у нее нет при себе оружия. Плакать она будет от страха, от боли, от отчаяния, но никак не от удовольствия.
Нелл взяла его лицо в ладони, поцеловала так яростно, что зубы неприятно столкнулись, искусала Ноиторе губы, потянула за волосы, обхватила ногами.
Когда он кончил и повалился на нее, ему показалось, что летающий в воздухе песок прилипает к потной коже, делая с него слепок, мумию, оболочку, наполненную горькой пустотой. Он ничего не сказал и сам ушел из своей комнаты, оставляя ее наслаждаться победой в одиночестве.
Ноитора думал, что это случилось в первый и последний раз, один из бесконечности промахов, совершенных на протяжении всех своих жизней. Он глупил, нападал все чаще, зная, что не победит, стараясь помешать ей расставить свои сети. Он не мог не заметить, что с каждым разом она становится сильнее, это заставляло Ноитору паниковать, пропускать мощные удары, проигрывать нелепо, не успев даже пробудить Санта Терезу.
Будто извиняясь за очередной бессмысленный бой, она отдавалась ему щедро, без сомнений и сожалений: на песке, в луже его крови, в своей комнате, отпустив беспокоящихся фрасьенов, и эти извинения встали ему поперек горла, но отказаться Ноитора уже не сумел бы. Удовлетворение растекалось по его венам, когда он своим весом припечатывал ее к земле, кусал, не контролируя себя, рычал не сдерживаясь:
- Тебе это нравится? Это тебе нужно? Для этого ты меня используешь?
Тысячи ругательств и обвинений крутились у него на языке, но ни одно не покидало рта. Они копились, копились обжигающей горечью, и когда становилось совсем невыносимо, Ноитора целовал ее - глубоко, влажно - чтобы она тоже почувствовала этот вкус.
Это продолжалось долго, так долго, что даже начало походить на извращенную норму и закончилось в тот момент, когда Ноитора неожиданно все понял. Картина прояснилась за мгновение, словно один лишь ее беспокойный взгляд, брошенный через стол во время одного из довольно редких явлений Айзена Эспаде, все изменил.
Все сразу стало на свои места, обрело ускользавший ранее смысл, ее слова и поступки теперь выглядели отвратительно логичными.
Если бы Нелл презирала его, она бы не вступала с ним в битву.
Если бы она его ненавидела, она бы не оказалась в его постели в первый раз.
Если бы она хотела предать его снова, она бы не возвращалась.
Жалость.
Это так просто, как и должно быть у них – существ, созданных с одной целью: служить Айзену. Они обязаны становиться сильнее, неважно как, неважно за чей счет, это единственное, что ценится. Нелл – хороший воин, жертву она выбрала удачно, Ноитору действительно всегда было за что пожалеть: за ярость, за слепую жажду схватки, за отчаянные попытки превзойти ее.
Ноитора ожидал от нее чего угодно, только не этого. Он вынес ее презрение, ее ненависть, но жалость его вскрыла. Он так хотел победить честно, но уж если она все это время играла грязно, у него не осталось выбора. Она ошиблась, никто не смеет его жалеть, и он это докажет.
Ноитора собирается с мыслями несколько дней. На самом деле Заель готов сразу, будто только и ждал, когда Ноитора обратится за помощью. Наверное, так и есть. Ноитора отчего-то медлил, но Нелл пришла к нему снова, окутала своим превосходством, еще более унизительным теперь, когда Ноитора осознал его причину.
Ноитора решается, он хочет расплатиться с ней за все свои ошибки.
Выжидая, когда она покинет Лас Ночес, он думает о презрении к ее лжи.
Ненависть к своей глупости делает удары резкими и быстрыми, ее фрасьены валятся на пол быстро, даже жалко.
Наконец, стоя перед ней, измазанный чужой кровью, с ухмылкой на лице, он тоже предает их честную битву.
Она жаждет освободиться – что ж, он ей поможет.
- Ты понял? – спрашивает Нелл, и кровь из расколотой маски заливает ей лицо.
- Да, - Ноитора в последний раз дергает ее на себя, притягивает за волосы и выплевывает прямо в ее гаснущие глаза: - Жалость.
- Жертвенность, - шепчет Нелл тихо-тихо в тот момент, когда Ноитора выпускает ее, сбрасывает со стены к телам фрасьенов, и до Ноиторы еще не доходит смысл этого слова, но он уже ощущает, что на этот раз ошибся непоправимо.
Стоя на краю стены, не обращая внимания ни на песок, попадающий в широко открытый глаз, ни на Заеля, излучающего счастье за спиной, Ноитора понимает, что наконец-то не подведет Неллиэль. Он станет самым сильным в Эспаде, потому что отчаяние с головой накрывает его темной, душной волной.
Автор: _Lucky_
Герои: Ноитора/Неллиэль
Рейтинг: R
Ннойтора/Неллиэл, время действия - когда Неллиэл еще была частью Эспады. Предпочтительный жанр - ангст, рейтинг не принципиален, но хотелось бы повыше.
- Ноитора! – Нелл протянула руку, Ноитора с такой силой ударил по раскрытой ладони, что девушку повело в сторону. Ноиторе было плевать, он с трудом перевернулся на спину, прикрывая рукой рану на животе, словно придерживая готовые вывалиться наружу внутренности. Легче, наверное, было не дышать, в Уэко Мундо скорее песок с кислородом, чем наоборот, он скрипел на вымазанных кровью зубах, резал глаза, набивался в глотку, вызывая рвотные спазмы.
Ноитора повалялся некоторое время, не обращая внимания на компанию, встал - сначала на колени, потом, шатаясь, выпрямился - с трудом добрел до Санта Терезы и направился в Лас Ночес. Ему не надо оглядываться, чтобы узнать, следует ли сучка за ним. Она всегда идет за ним, оставаясь при этом впереди - недостижимая цель, непобедимый соперник. Одна мысль об этом разозлила Ноитору так, что он почти перестал чувствовать боль.
- Ноитора. Ты ничего не понял, - долетел до него ее голос, путаясь с горячим ветром. Ноитора сплюнул, кажется, большую часть своих зубов.
- Ты ничего не знаешь! – кричала она сзади, и Ноиторе захотелось снова броситься на нее, пусть эта атака провалится так же, как предыдущие, но она хотя бы заткнется, перестанет делать вид, что разбирается в нем лучше него самого.
Ноитора добрался до лаборатории Гранца, по пути заляпав белоснежные коридоры Лас Ночес своей кровью, захлопнул дверь прямо перед серьезным, сосредоточенным, ненавистным лицом. Заель Апорро привычно заюлил, быстро обрабатывая его раны, подогнал свою фракцию, накормил его Пустыми, словно радушный хозяин – плюшками, предложил помощь, развлек разговорами, но эти разговоры Ноиторе не понравились. Он победит Нелл своими силами.
Ноиторе было очень плохо, и все из-за уверенности в победе. Ведь все эти годы он тренировался, дрался каждый день со всеми, кого мог найти, не заботясь о том, сильнее его соперник или нет. Гриммджо, Аарониеро, Ямми, даже Улькиорра – Ноитора не смог бы вспомнить все битвы, победы или поражения; это его и не волновало, он просто знал, что когда-нибудь сможет одолеть их всех. Сразу после нее, после той, кто смеет не принимать его всерьез.
Ноитора снова лежал на песке, уставившись единственным глазом, залитым кровью, в мертвое, серое небо Уэко Мундо, и на этот раз ему действительно очень, очень больно и немного радостно, что он сумел заставить эту миролюбивую стерву использовать против него всю силу.
Нелл зла, Ноитора так редко видел ее злость, что это даже восхищает его на долю секунды, когда боль немного отступает.
- Ты…! Ты должен был понять за все эти годы! – выкрикивала она прямо ему в лицо, упав на колени рядом с его почти безжизненным телом (сегодня Гранцу придется попотеть). – Ты знаешь, в чем твоя сила? Подумай.
Ноитора попытался повернуть голову, но добился только подтверждения тому, что Гамуза разнесла его на кусочки.
- Ты не сможешь стать сильнее меня благодаря тренировкам или поглощая других Пустых. Айзен-сама создал нас так, что мы символизируем разные образы смерти - наша сила заключается в этих символах, неужели ты не догадался?
Ноитора закрыл глаз.
- Мы обречены питаться самыми ужасными, гнусными чувствами, у нас нет выбора. В этом весь секрет. Мы Эспада: не простые арранкары, не Пустые. Тебе придется взглянуть в глаза своим демонам.
- Нет, - выплеснул Ноитора вместе с желчью, не желая признавать, что все эти годы шел по ложному пути.
- Мы так созданы, - обреченно повторила Нелл с горечью, от которой Ноиторе стало сладко. – Я хочу, чтобы ты стал сильнее. Я хочу стать сильнее сама, я хочу освободиться, - произнесла она совсем тихо, уходя.
Ноитора знал, что она права. Даже не потому, что это в стиле Айзена: наполнить все дешевым смыслом, создать видимость разумной системы, утопить их в идиотской символике. Это правда, Ноитора чувствовал, из чего сделан сам, ведь это было с ним с самого начала, именно это он осознал первым, войдя в мир Лас Ночеса и Эспады.
Отчаяние.
С каждым днем оно становилось все больше, отгрызало от него куски, забирало рассудительность, выдержку, делало из него животное, но оно же было и вознаграждением: горькая, отвратительная сила – сила, принадлежащая только ему. Его оружие, его секрет, его сокровище.
Что ж, если для победы над Нелл надо отдать себя тому, от чего бежал все это время, Ноитора сделает это без колебаний.
Он не предполагал, что можно ненавидеть ее еще сильнее, но понимание того, что она годами питалась чем-то за его счет, выводило его из себя. Нет, дальше так продолжаться не будет.
Больше всего Ноиторе хотелось, чтобы символом Нелл был страх. Это означало бы, что она боится его сильнее других, поэтому и находится постоянно рядом. В некотором роде это даже приятно: внушать ужас такой, что удерживает ее, не дает бежать – наверное, подобному раскладу Ноитора был бы рад, упивался бы ее страданием, наслаждался безвыходностью ее положения. Для освобождения от столь ненавистной жизни ей надо быть максимально сильной, а чтобы стать максимально сильной – постоянно совершенствоваться, захлебываться питающим чувством. Это очаровательный замкнутый круг, Ноитора не мог нарадоваться.
Чтобы убедиться окончательно, он убил первый раз намеренно: не из-за голода, не в бою, не из-за ссоры, а чтобы увидеть реакцию, нырнуть в темный, манящий ужас ее расширившихся зрачков. Ноитора вышел из своей комнаты с четкой целью найти жертву, впервые ему было все равно, кто это будет, тошнило то ли от этого нового решения, то ли от предвкушения своей победы.
Жертвой действительно оказался первый встречный: какой-то Нумерос прошмыгнул мимо него в коридоре, бросив испуганное «Ноитора – сама».
Ноитора-сама остановил его и улыбнулся, и эта кривая ухмылка – последнее воспоминание Нумероса, потому что в следующий момент от Серо мозги разлетелись по стенам, а тело жертвы превратилось в одну бесформенную смердящую кучу. Странно, но Джагерджак что-то в этой куче опознал, едва Ноитора бросил ее на стол в тронном зале. Или ошметки попали в его кружку с ароматным чаем, или это был один из его Фрасьенов – причина не важна, Гриммджоу бил сильно, не доставая меч, раз за разом вдавливал стопу в живот Ноиторы, орал матом и обещал разорвать на части. Айзен прикрыл глаза. Ноитора не отвечал на удары.
Его взгляд был прикован к лицу Нелл, на котором не было даже тени страха - зато презрения достаточно.
На некоторое время Ноитора про нее забыл. Он бы порадовался этому факту, если бы не все те мерзостные вещи, которыми он занялся вместо попыток одолеть Неллиэль.
Он убивал. Много, часто, без нужды, как во времена превращения в Адъюкаса. Ему казалось, что ослабление хоть на малость приведет к неизбежной деградации, проигрышу, концу их противостояния. Каждый раз, лишая жизни очередного визжащего, безмозглого, не осознающего происходящего Гиллиана, Ноитора чувствовал тошноту. В них было ничтожно мало рейацу, но Ноитора не мог остановиться, даже чтобы разобраться, что именно служит причиной его развития. А развивался он заметно: рессурексион пугал его самого, Серо пробивало стены Лас Ночеса, иеро заставляло чувствовать себя неуязвимым.
Он взял себя в руки в тот день, когда лица сидящих за столом членов Эспады слились для него в одно кровавое пятно. Он думал, что Айзен не замечал его действий: по крайней мере, тот ничего не говорил. Ноитора понял, как ошибался после того, как их вместе с Нелл отправили на задание. Та, кто не хочет договариваться, и тот, кто не умеет вести никакие переговоры – отличная команда.
Ноитора сорвался, убивал всех Адъюкасов на глазах Трес Эспада, а она не пыталась его удержать, и переполненный чужой рейацу Ноитора имел возможность полюбоваться на ее холодную, чистую, аккуратную ненависть.
Отношение к нему остальных членов Эспады Ноитору не особо волновало. Первые номера не обращали на него внимания, с Гриммджо они всегда друг друга терпеть не могли. Его поддерживал Заель, но от его приторного голоса слипались уши, как от хитрых идей - мозги.
Ноитора голодал. Он спрятался в своей конуре, терзал себя поиском запаха адъюкасов, снующих далеко, за десятки километров: его рот был наполнен горячей и какой-то сухой слюной, но Ноитора держался. Он знал, что любым своим действием разжигает в Нелл ненависть еще ярче, интенсивнее, преподносит ей себя на блюдечке. Она действительно очень удачно выбрала источник питания.
Ноитора не следил, сколько дней прошло с его самовольного заточения. Физически он ощущал слабость, но навалившееся отчаяние питало его изнутри, он сжимал зубы, проклиная свою одержимость.
Потом Неллиэль предала его. Никаким другим словом он назвать ее действия не мог.
Она пришла, кажется, ночью, или в то время, что у них принято считать ночью. Ноитора заметил ее присутствие, когда она только решила приблизиться, но выждал, не двигаясь, наблюдая, как она подходит ближе, опускается рядом, схватил за руку, сжал запястье, с силой дернул. Ему не надо было ничего спрашивать, она и сама знала, что он потребует ответа. Нелл упрямо молчала. Провела свободной рукой по щеке Ноиторы, тот увернулся, ему были неприятны ее прикосновения, но больше всего не нравилось то, что он ничего не понимал в ее поведении.
- Что ты делаешь? – спросил Ноитора, голос хриплый и низкий от многодневного молчания.
- Прости меня. Я сделала тебя таким, - ответила Нелл и посмотрела прямо на него, Ноитора не нашел в выражении ее лица ничего, за что можно было бы зацепиться и начать драку: ни ненависти, ни презрения, лишь мягкий след какой-то уверенности. Этого уже достаточно, чтобы вывести его из себя.
Ноитора швырнул Нелл на футон, обернул пальцы вокруг горла и сильно сжал. Нелл накрыла его ладони своими, но не в попытке защититься, потянула вниз, к груди.
- Это твое извинение что ли? – криво ухмыльнулся Ноитора, послушно сжимая ее сильно, чтобы уж точно причинить боль, скользнул рукой ниже, к крутым бедрам: проверить, взяла ли она меч.
- Да, - шепнула Нелл, закрывая глаза. Меча у нее не было. Рука Ноиторы так и осталась на ее талии.
Это даже не обида и не злость. Это отчаяние и отвращение: отчаяние, потому что за все эти годы она так и не увидела в нем опасного соперника и смеет так открываться перед ним, а отвращение – потому что несмотря на это, он ее хочет.
Оглушенный ее теплом, убитый ее покорностью, Ноитора позволил себя поцеловать, почувствовал, как внутри все перевернулось от прикосновений, от их невозможности и реальности. Он думал унизить ее, уничтожить, заставить пожалеть о своем решении, но Нелл не выглядела жертвой, не выглядела несчастной более, чем обычно. Даже полностью обнаженная – быстро, быстро сорвать с нее одежду - она так завернута в кокон своей уверенности, спокойствия, что это Ноитора ощутил себя обманутым, подчиняясь ее плану.
Нелл начала раздевать его, аккуратно, нежно касаясь груди в вырезе плаща, Ноитора еле сдержался, чтобы не откусить деликатные пальцы. Это все казалось ему нечестным: не их движения, не их слова, они не должны находиться рядом без оружия, без вражды, без боя; она не должна прижиматься к нему, ласкать, захватывать в плен, а он не должен ей этого разрешать.
Нелл все сделала за него, направила рукой, он вошел в нее и замер. Из-за разницы в росте, ощутимой даже в такой момент, он застыл, наткнувшись взглядом на остатки ее маски, начал двигаться, глядя на уродливый череп и длинные рога. Ноиторе вдруг стало весело, ведь это так ей подходит: выглядеть невинной, будучи чудовищем. В то время как Нелл сладко стонала, Ноитора, опершись на локти, заглянул ей в лицо, провел языком по красным полоскам под ее глазами, размазывая краску по щекам, разрушая привычный образ, пытаясь превратить в кого-то другого. Краска на вкус соленая, и Ноитора очень надеялся, что это не слезы, иначе он ее ударит, вышвырнет из своей постели, нападет, несмотря на то, что у нее нет при себе оружия. Плакать она будет от страха, от боли, от отчаяния, но никак не от удовольствия.
Нелл взяла его лицо в ладони, поцеловала так яростно, что зубы неприятно столкнулись, искусала Ноиторе губы, потянула за волосы, обхватила ногами.
Когда он кончил и повалился на нее, ему показалось, что летающий в воздухе песок прилипает к потной коже, делая с него слепок, мумию, оболочку, наполненную горькой пустотой. Он ничего не сказал и сам ушел из своей комнаты, оставляя ее наслаждаться победой в одиночестве.
Ноитора думал, что это случилось в первый и последний раз, один из бесконечности промахов, совершенных на протяжении всех своих жизней. Он глупил, нападал все чаще, зная, что не победит, стараясь помешать ей расставить свои сети. Он не мог не заметить, что с каждым разом она становится сильнее, это заставляло Ноитору паниковать, пропускать мощные удары, проигрывать нелепо, не успев даже пробудить Санта Терезу.
Будто извиняясь за очередной бессмысленный бой, она отдавалась ему щедро, без сомнений и сожалений: на песке, в луже его крови, в своей комнате, отпустив беспокоящихся фрасьенов, и эти извинения встали ему поперек горла, но отказаться Ноитора уже не сумел бы. Удовлетворение растекалось по его венам, когда он своим весом припечатывал ее к земле, кусал, не контролируя себя, рычал не сдерживаясь:
- Тебе это нравится? Это тебе нужно? Для этого ты меня используешь?
Тысячи ругательств и обвинений крутились у него на языке, но ни одно не покидало рта. Они копились, копились обжигающей горечью, и когда становилось совсем невыносимо, Ноитора целовал ее - глубоко, влажно - чтобы она тоже почувствовала этот вкус.
Это продолжалось долго, так долго, что даже начало походить на извращенную норму и закончилось в тот момент, когда Ноитора неожиданно все понял. Картина прояснилась за мгновение, словно один лишь ее беспокойный взгляд, брошенный через стол во время одного из довольно редких явлений Айзена Эспаде, все изменил.
Все сразу стало на свои места, обрело ускользавший ранее смысл, ее слова и поступки теперь выглядели отвратительно логичными.
Если бы Нелл презирала его, она бы не вступала с ним в битву.
Если бы она его ненавидела, она бы не оказалась в его постели в первый раз.
Если бы она хотела предать его снова, она бы не возвращалась.
Жалость.
Это так просто, как и должно быть у них – существ, созданных с одной целью: служить Айзену. Они обязаны становиться сильнее, неважно как, неважно за чей счет, это единственное, что ценится. Нелл – хороший воин, жертву она выбрала удачно, Ноитору действительно всегда было за что пожалеть: за ярость, за слепую жажду схватки, за отчаянные попытки превзойти ее.
Ноитора ожидал от нее чего угодно, только не этого. Он вынес ее презрение, ее ненависть, но жалость его вскрыла. Он так хотел победить честно, но уж если она все это время играла грязно, у него не осталось выбора. Она ошиблась, никто не смеет его жалеть, и он это докажет.
Ноитора собирается с мыслями несколько дней. На самом деле Заель готов сразу, будто только и ждал, когда Ноитора обратится за помощью. Наверное, так и есть. Ноитора отчего-то медлил, но Нелл пришла к нему снова, окутала своим превосходством, еще более унизительным теперь, когда Ноитора осознал его причину.
Ноитора решается, он хочет расплатиться с ней за все свои ошибки.
Выжидая, когда она покинет Лас Ночес, он думает о презрении к ее лжи.
Ненависть к своей глупости делает удары резкими и быстрыми, ее фрасьены валятся на пол быстро, даже жалко.
Наконец, стоя перед ней, измазанный чужой кровью, с ухмылкой на лице, он тоже предает их честную битву.
Она жаждет освободиться – что ж, он ей поможет.
- Ты понял? – спрашивает Нелл, и кровь из расколотой маски заливает ей лицо.
- Да, - Ноитора в последний раз дергает ее на себя, притягивает за волосы и выплевывает прямо в ее гаснущие глаза: - Жалость.
- Жертвенность, - шепчет Нелл тихо-тихо в тот момент, когда Ноитора выпускает ее, сбрасывает со стены к телам фрасьенов, и до Ноиторы еще не доходит смысл этого слова, но он уже ощущает, что на этот раз ошибся непоправимо.
Стоя на краю стены, не обращая внимания ни на песок, попадающий в широко открытый глаз, ни на Заеля, излучающего счастье за спиной, Ноитора понимает, что наконец-то не подведет Неллиэль. Он станет самым сильным в Эспаде, потому что отчаяние с головой накрывает его темной, душной волной.
Комментариев нет:
Отправить комментарий